— Не смей меня трогать!

Аларик вздрогнул. Он ошеломленно смотрел на воина. Слова были английские, а голос — нежный, мелодичный, звонкий.

Это был не мужчина!

Мгновенно пришла догадка, кто эта женщина. Безоружная и поверженная, она продолжала отчаянно сопротивляться, пытаясь голыми руками оттолкнуть его.

Он тоже не на шутку рассердился, пытаясь преодолеть ее сопротивление. Она была сильной, но, естественно, не могла соперничать с ним на равных.

Он нашел узел на затылке и рывком сдернул маску.

На какое-то время женщина прекратила борьбу и попыталась встать.

Мрачно улыбаясь, Аларик наступил ногой на выбившуюся черную как смоль прядь волос. Ей не оставалось ничего иного, кроме как лежать и смотреть ему в глаза.

Он заговорил с ней по-английски, его слова звучали колко и язвительно, ибо перед ним был враг; это она много раз доказывала ему еще до нынешней битвы.

— Перестать, Фаллон! Ты проиграла.

— Нет! Никогда! — произнесла она задыхаясь. — Никогда!

Она изо всех сил рванулась и выдернула волосы из-под его ступни. Ее глаза метали молнии, и он понял, что она хочет убежать в лес, как это уже сделали ее соратники. Она впилась зубами ему в ногу там, где тело не было защищено доспехами. Ахнув от боли и выругавшись, Аларик на какое-то мгновение отпустил ее. Она бросилась было бежать, но Аларик успел схватить ее за волосы, притянул к себе и прижал к холодным стальным латам.

— Проклятая саксонская ведьма! Ты проиграла! Сдавайся!

— Ублюдку и рабу ублюдка? — От боли ее глаза наполнились слезами, однако мужество ее не покинуло. — Вильгельм никогда не завладеет Англией!

Даже в этот момент, измазанная грязью и кровью, она была удивительно красивой. Голубые глаза цветом напоминали лазурное небо в стране ее предков-викингов, волосы были блестящие и черные как смоль. Лицо формой походило на сердечко, при взгляде на губы вспоминалось крепкое красное вино. Кожа ее была белоснежной, а щеки алели, словно лепестки розы. Она была феей или, если уж смертной женщиной, то никак не ниже принцессы.

Она и была принцессой — пусть не по рождению, а по воле английского народа. Дочь Гарольда Годвина, рожденная им в браке с датской женщиной, она отличалась чувством собственного достоинства и беззаветной любовью к Англии.

И она была красавицей, очаровательным и совершенным созданием. Для Аларика это было столь же очевидно, как и то, что трава зеленого цвета, а море — синего.

Они были врагами с того момента, как он впервые, еще ребенком, встретил ее, и сейчас он отдавал себе отчет, что ее необходимо усмирить, если Вильгельм собирается стать королем Англии. Фаллон была дочерью Гарольда и должна быть непременно укрощена.

Аларик отпустил ее, затем снял с себя шлем и провел пальцами по волосам.

— Фаллон, ты проиграла! Ты моя пленница…

Он скрипнул зубами, поскольку в этот момент.

Фаллон плюнула ему в лицо.

Вытерев лицо рукой в рукавице, он схватил ее за запястье и резко притянул к себе. Девушка с вызовом смотрела на него голубыми, широко раскрытыми глазами.

— Ты проиграла! Англия повержена!

Она откинула назад голову и дерзко сверкнула глазами.

— Англия, сэр? Проиграна только одна битва, а Англия — большая страна! Страна моего отца!

— Твой отец мертв!

Она внезапно поникла и, казалось, была близка к тому, чтобы упасть в обморок. Он протянул руку, чтобы поддержать ее. Она в ярости выдернула свою руку.

— Нет! — хрипло возразила она. — Мой отец жив! Он не может быть мертвым!

— Фаллон, я говорю правду. Гарольд погиб.

— Нет! — Она умоляюще уставилась на него. Он понял, что ей хотелось, чтобы он солгал и сказал, что Гарольд жив. — Пожалуйста, ради всего святого, Аларик…

Аларик продолжал молча и сурово смотреть на нее. Ему очень хотелось поддержать девушку, ибо он любил ее отца. Ему не хотелось быть жестоким, хотя для Фаллон жестокость в этот момент могла оказаться величайшей добротой. Он был слишком занят, чтобы заниматься ею, но все же заниматься пленницей было необходимо.

Если она будет продолжать сопротивляться, ей тоже суждено в скором времени умереть. Ей повезло, что она не лежит сейчас среди мертвых, после того как приняла дурацкое решение пожертвовать собой ради спасения своих людей.

«Ее необходимо сломить, — устало подумал Аларик. — Ее нужно сокрушить, чтобы она не смогла больше подняться — только это может спасти ей жизнь».

— Англия не разбита! — выкрикнула Фаллон. — Наверняка живы мои братья! Жив Эдгар Ателинг, и англичане пойдут за ним! Вильгельму никогда — слышишь? — никогда не быть королем!

— Отведите… гм… принцессу в лагерь, — резко прервал ее Аларик, обращаясь к своим людям. — Посадите под стражу, пока мы не решим, что с ней делать.

Двое облаченных в латы рыцарей шагнули к Фаллон и взяли ее под руки. Хорошо, что они были защищены латами: она вырывалась, стучала кулаками и пинала их ногами. Отчаяние слышалось в ее голосе, когда она вновь заговорила.

— Ублюдок не будет королем! Старейшины витенагемота соберутся, чтобы избрать короля Англии! Королем становятся по закону! Совет старейшин сделал королем моего отца, и мой отец…

— Уведите ее отсюда! — скомандовал Аларик. Он отвернулся и сжал зубы, благодаря Бога за то, что мало кто из бретонских всадников понимает английскую речь. Им не понравилось бы слово «ублюдок» применительно к Вильгельму, хотя это и было сущей правдой. Для тех, кто любил его, он был герцогом Вильгельмом.

Аларик вернулся снова на поле битвы. Саксов не было видно — оставшиеся в живых бежали. Спускалась ночь. Пришло время отделить убитых от раненых, собрать оставшихся в живых и определить дальнейшую стратегию.

Фальстаф следовал за Алариком, неся его шлем и рукавицы, пока тот переходил от одного лежащего воина к другому.

Аларик участвовал во многих сражениях. Много лет он был рядом с Вильгельмом, который отвоевывал у баронов свое наследство — герцогство Нормандию. Однако он редко чувствовал себя так, как в эту ночь. Поле битвы было усеяно телами. Люди стонали, просили воды, призывали Бога, молили о жизни и о смерти.

Прибыли священники для отпущения грехов и исполнения похоронных обрядов. К раненым направились лекари и парикмахеры.

Глядя на все это, Аларик тяжело вздохнул. Прямо перед ним на земле лежал мальчишка, придавленный тяжелым нормандским всадником. Сердце сжималось при виде этого зрелища. Паренек пришел сюда прямо с пшеничного поля, не имея никакого оружия, кроме палки.

— Он обещал нам награды. Ведь так? — услышал Аларик чей-то голос.

— Что? — повернулся нахмуренный Аларик.

— Нет, Аларик, ничего. Поговорим, когда погребем убитых.

Выполнением печальных обязанностей занимались до глубокой ночи. Вильгельм прислал за Алариком, и тот направился к шатру герцога. Когда он вошел, Вильгельм восторженно похлопал его по спине и поднес кубок с вином.

Аларик, не спуская глаз с Вильгельма, тут же опустошил кубок.

Ростом чуть пониже Аларика и чуть пошире его в плечах, Вильгельм в свои сорок с лишним лет выглядел красавцем. Он еще не остыл от возбуждения после боя.

— Аларик, мы победили! В один день! Гарольд мертв, Аларик! Мы завоевали Англию!

— Мы не завоевали Англию, — без обиняков сказал Аларик, зная, что их двадцатилетнее сотрудничество и дружба дают ему право говорить откровенно. — Вильгельм, это огромная страна. Король мертв, но королевство живет.

Вильгельм нахмурился и сделал несколько шагов.

— Я знаю, но с нами Бог, и это предначертано судьбой. Аларик, моя мать видела вещий сон, когда я был зачат. Я дам начало древу, которое оплетет Англию. — Он замолчал, затем взял своего товарища за плечи. — Англия будет моей! И ты будешь иметь все, что пожелаешь.

— Ну да, я буду вознагражден, — пробормотал Аларик. Он подошел к грубо сколоченному деревянному походному столу в центре шатра и ткнул пальцем в карту.

— Лондон, Вильгельм. Мы должны дойти до Лондона. Мы должны заставить витенагемот провозгласить королем тебя, а не Эдгара Ателинга.